Ближайшие планы, о которых поведал по колумбийскому радио Габриэль Гарсия Маркес, удивили и заинтриговали соотечественников. «Это правда, что Маркес собирается писать оперу? Мы не ослышались?» — ссылаясь на радиоинтервью знаменитого писателя, взволнованно допытывались друг у друга поклонники автора «Ста лет одиночества» и «Осени патриарха».

Частенько этот вопрос мои знакомые задавали и мне, полагая, видимо, что как журналист я должен быть в курсе всех новостей. Однако, чтобы ответить на него, нужно было по меньшей мере встретиться с писателем, а это, похоже, не входило в его планы. И вдруг неожиданно, как это часто бывает, фортуна мне улыбнулась.

В Мехико проходил Ибероамериканский форум писателей, интеллектуалов, политиков, обсуждавших проблемы глобализации. Среди аккредитованных корреспондентов пронесся слух, что на нем ожидается Маркес, и я, как и мои коллеги из разных стран, приготовил диктофон, чтобы быть во всеоружии, если вдруг доведется «перехватить» в кулуарах нобелевского лауреата. И нам повезло. Маркес действительно приехал и даже открыл это представительное собрание. Он говорил о роли культуры, которая, по его словам, «является основой всестороннего развития любого государства», об «огромном культурном потенциале Латинской Америки, народы которой сумели не только сохранить, но и приумножить свое духовное богатство, благодаря чему этот регион снискал уважение во всем мире».

В перерыве мы окружили колумбийского писателя. Невысокого роста, крепкий, Маркес широко улыбался, поглаживая седые усы. Глубокие морщины, как вехи пережитого, прорезали его умное лицо. Я тороплюсь задать свой вопрос — о ближайших планах и, конечно, об опере. Маркес оживляется.

— Да, я действительно решил взяться за этот монументальный художественный жанр. На эту мысль меня натолкнуло не только желание расширить свой творческий диапазон, но и — не удивляйтесь! — стремление покончить наконец с бессмысленными дебатами о том, что из-за сокращения государственных расходов на музыкальную и артистическую деятельность творчество якобы угасает. Я готов безвозмездно написать либретто для оперы в стиле колумбийского вальенато и найти композитора, который на таких же условиях напишет музыку.

Вальенато — это подлинно народная музыка, но предназначена она не для танцев, которые так любят колумбийцы, а для того, чтобы ее слушать. Зародившись на побережье, вальенато быстро распространилось по всей Колумбии, особенно в зоне «льянос» — так называют ее равнинные территории. На побережье и в районах «льянос» обитали и все герои Маркеса, чья жизнь протекала под аккомпанемент вальенато. Сам Маркес родился и вырос в крохотном поселке Аракатака на карибском побережье Колумбии. С детства его окружали простые люди, они пели песни, в которых слышался шелест кокосовых пальм и поигрывал легкий океанский бриз, напоенный сладкими ароматами. Теперь этот забытый богом уголок под названием Макондо известен всем, кто хоть раз погружался в волшебный мир Гарсии Маркеса. Там разворачивается действие его романа «Сто лет одиночества».

...В луже, оставленной проливным ночным дождем, мокнет вчерашняя газета. Облака и солнце ведут меж собой спор, кому из них владеть зеленью и голубизной Кариб. Неожиданные порывы шквального ветра сотрясают кокосовые пальмы, срывая листья, побуревшие за время уходящего уже сухого сезона. Они падают с жестяным грохотом. Добро пожаловать в Макондо. Или в Аракатаку — любимое место Маркеса, воспетое им в знаменитом романе, удостоенном Нобелевской премии.

«Однажды октябрьским утром 1965 года, — писал он позже, — устав от того состояния, когда словно видишь и не находишь себя, я очутился перед пишущей машинкой, как и каждый день, но на этот раз я поднялся лишь через 18 месяцев с законченным текстом романа «Сто лет одиночества». В этом переходе через пустыню я понял, что нет более прекрасного мига творческой свободы, чем сесть за пишущую машинку и изобретать мир».

Изобретя легендарно-фантастический мир, где мифы причудливо и органично сплелись с реальной историей, Маркес создал роман, который справедливо называют одним из самых значительных произведений мировой литературы второй половины уходящего века. Правда, иные критики считают, что книги Маркеса, а особенно «Сто лет одиночества», написанные в стиле так называемого «волшебного реализма», чересчур сложны и недоступны для понимания массового читателя. Маркес решительно отвергает эти утверждения. «Я знаю людей из деревни, прочитавших «Сто лет одиночества» внимательно и с большим удовольствием, однако не испытавших при этом никакого удивления», — говорил он. Возможно оттого, что узнавали себя. А может потому, что фантазии и мифы так глубоко вошли в их сознание и память, что трудно порой отличить, где кончается легенда и начинается жизнь. Как бы то ни было, люди, которых Гарсия Маркес вывел на страницах своих книг, хорошо знают произведения своего Габо, как любовно называют в Аракатаке знаменитого земляка.

В городе до сих пор стоит дом, где он родился. Старое здание, обвитое плющом, стало единственным здешним музеем. Экспонатов в нем практически нет. Лишь патио украшает чудом сохранившийся большой чугунный котел, в котором бабушка будущего «нобеля» варила варенье из тропического фрукта гуайавы. Маркес не раз говорил, что ее запах напоминает ему дни детства, а одна из книг так и называется — «Аромат гуайавы».

Собственно, это книга-интервью, в которой Маркес особо подчеркивает, что он «никогда не предаст забвению тот факт, что он есть и не перестанет быть одним из шестнадцати детей телеграфиста из Аракатаки».

Когда Габриэлю исполнилось 13 лет, семья переехала в столицу страны — Боготу. Впоследствии он писал: «Я жил воспоминаниями о том большом удивительном доме, где было страшновато, но прекрасно. Мне до сих пор снится поляна, на которой гарцевал наш черный петух, где росли желтые маленькие цветочки и облетали их мохнатые желтые бабочки. А над ними — иссиня-синее небо моего детства».

Тот день в 1982 году, когда в Колумбии стало известно о присуждении Габриэлю Гарсия Маркесу Нобелевской премии, жители Аракатаки и окрестных городков помнят до сих пор. Рассказывают, что в Барранкилье, Сьенаге, Картахене и Санта-Марте шоферы такси отметили это известие непрерывными гудками клаксонов, а танцы в честь новоиспеченного лауреата продолжались всю ночь. Бережно хранятся и сделанные тогда восторженные надписи на стенах домов, славящие Габо: жители Аракатаки считают их одной из главных достопримечательностей своего прославленного теперь городка.

Но гордясь земляком, местные жители кумира, однако, из него не сотворили, а вот разные байки рассказывают с удовольствием. В Картахене, например, ходит анекдот про то, как один приятель рассказывает другому, что Гарсия Маркес удостоен Нобелевской премии по литературе. «Это какой же Гарсия Маркес?» — спрашивает приятель. — «Да Габриэль». — И видя, что имя ничего не говорит собеседнику, поясняет: — «Ну тот, который приходится братом Кукую». — «Черт, что ж ты сразу не сказал? Я и не знал, что у Кукуя есть брат, который в писателях ходит».

Сам Маркес с удовольствием слушает и пересказывает такие истории, утверждая, что они вполне в духе здешнего характера. А что до знаменитостей, то прогреметь, как говорили мне картахенцы, на колумбийском побережье может каждый: завтра кто-то отпустит особенно забавную шутку или отмочит что-то из ряда вон выходящее, и мифическая слава перейдет от «нобеля» к новому народному герою. Или к героине.

Во время минувшего карнавала, веселясь с друзьями в картахенском ресторанчике Пако де Ониса, Маркес вдруг почувствовал страстное желание поплясать на улицах вместе с народом. Его партнерша сбросила туфли, которые тотчас же исчезли под ногами тысяч танцующих. Гарсия и его спутница плясали, плясали и плясали, а когда наконец возвратились в ресторанчик Пако, женщина обнаружила свои туфли — в целости и сохранности и даже без малейшего пятнышка на них. Эта история ходит в Картахене под названием «Туфельки Маргариты Видаль». Как знать, может из этого эпизода родится целый сюжет в будущей книге Маркеса...

А пока многие кинематографисты Латинской Америки говорят, что если Маркес когда-нибудь согласится экранизировать свой самый знаменитый роман (писатель, как известно, довольно скептически относится к экранизации своих произведений), то съемки, скорее всего, будут вестись в окрестностях Аракатаки или близ Картахена, где «нобель» провел юность и где по сию пору проживает большая часть его родни. Пожив в Боготе, Мехико, Барселоне, Париже, Нью-Йорке, постранствовав по свету, Маркес возвратился в город своей юности.

Я видел большой дом писателя в колониальной части Картахены — отныне его наружный осмотр входит в туристические маршруты. В Барранкилье, Картахене или в Санта-Марте — теперь уже не помню где — я наблюдал за спором облака и солнца, который так зримо живописал Маркес, прятался от шквального ветра, сотрясавшего кокосовые пальмы, бродил по пляжу с чистейшим черным песком и лазил по окруженной мощными стенами крепости колониальных времен, любовался стройными королевскими пальмами и постепенно начинал понимать, почему именно к этим местам так привязан знаменитый писатель. Из этих мест и все его герои, которых, мне казалось, я встречал на каждом шагу.

«Я родился и вырос у Карибского моря, — писал Маркес. — Я знаю эту землю — каждый ее уголок, каждый остров, и не было в моей жизни ничего более удивительного, чем здешняя действительность. Хочу думать, что мне удалось показать ее с помощью поэтических средств. В моих книгах нет ни единой строчки, в основе которой не лежал бы подлинный факт».

Родом из этих мест и персонажи романа «Хроника объявленной смерти», единственного, пожалуй, произведения, которое автор после долгих колебаний разрешил экранизировать. Зато против инсценировки романа писатель не возражал, и в колумбийском национальном театре «Кастельяна» спектакль с успехом прошел уже более 120 раз — рекордная цифра. Сейчас театр собирается с ним в зарубежный тур. Программа гастролей включает и российскую столицу.

Во время командировки в Боготу мне удалось не только посмотреть эту постановку, но и побеседовать с ее режиссером Хорхе Али Трианом, признавшимся, с каким волнением приступал он к воплощению на сцене романа выдающегося писателя. Естественно, он стремился строго следовать авторскому тексту, точно изложить детективную историю убийства, на которое пошли два брата, защищая честь сестры. «Но куда важнее, — говорил режиссер, — было передать карибский дух «Хроники объявленной смерти», помочь зрителям за занимательным сюжетом увидеть всю глубину произведения Маркеса, для которого достоинство личности, честь, любовь относятся к непреходящим человеческим ценностям, которые нужно отстаивать и беречь».

По мнению критики, режиссер справился с этой задачей.

Герои «Хроники...», переселившиеся из романа на сцену, живут в заштатном городке, где нет ни одной мощеной улицы, где электричество — роскошь, доступная лишь горстке владельцев мелких лавок. Поезд, вывозивший бананы в ближайший порт, давно не ходит, и жителям, желающим совершить поездку в соседний город, приходится добираться туда на старых автобусах, кузова которых изготовлены местными плотниками из обычной фанеры.

И на этом фоне горькой нищеты празднично буйствуют краски Карибского побережья, и под зажигательные карибские ритмы живут, любят, смеются, растят детей прекрасные женщины, без которых невозможно представить этот уголок Колумбии. Мне довелось видеть этих женщин на островах Росарио близ Картахены. Стройные чернокожие женщины шли по берегу моря. Их ноги были босы, пышные юбки длинны, а плечи укрыты большими платками. На головах они несли корзины с ананасами, манго и папайей. Острый длинный нож в руке — и нежный протяжный призыв: «Ми амор (любовь моя), отведай-ка моего манго!» Они словно сошли со страниц книг Маркеса. Или наоборот — шагнули в них с карибского берега. И всегда их сопровождала музыка — знаменитое вальенато...

Все это мгновенно прокрутилось в памяти, пока мы беседовали в кулуарах Ибероамериканского форума в Мехико, где Маркес подтвердил, что действительно решил взяться за оперу.

— Замечательно, когда читают твои книги и смотрят твои фильмы. И просто чудесно, когда твои вещи поют. — И улыбнулся, довольный.

Главная Обратная связь Ссылки