Оригинальное название: «Как жаль...»
Жанр: фарс-мелодрама, этюдная композиция
Режиссер-постановщик: Петр Фоменко
Ассистент режиссера: Алексей Злобин
Автор: Габриэль Гарсиа Маркес
Сценография: Константин Лебедев, Степан Пьянков, Александр Хованский
В ролях: Людмила Максакова, Максим Литовченко, Степан Пьянков
Звукорежиссер: Валерия Зебальд
Бутафорские работы: Ирина Бачурина
Художники по костюмам: Валерия Курочкина, Ольга Лопач, Мария Табакова
Художники по гриму: Анна Мелешко, Лариса Герасимчук
Художник по свету: Владислав Фролов
Художники по реквизиту: Яна Березницкая, Софья Телегина
Спектакль ведут: Юлия Камышева, Татьяна Середина
Длительность: 1 час 20 минут
Язык: русский
Страна: Россия
Театр: «Мастерская Петра Фоменко», Москва
Премьера: 8 ноября 2006 года

Спектакль «Как жаль...» поставлен по монопьесе известного колумбийского писателя, лауреата Нобелевской премии Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине».

Сюжет

Герои постановки отмечают серебряную свадьбу. Накануне великолепного праздника, на который съедутся тысячи гостей со всего света, Грасиела вспоминает все накопившиеся за двадцать пять лет брака обиды. Она впервые рассказывает мужу, каким адом была для нее их совместная жизнь, в которой не было главного — любви. Ее муж Сальваторе молча сидит в кресле. Грасиела из бедной семьи, она в юности вышла замуж за богатого маркиза, подарившего ей красивую обеспеченную жизнь, но не смог дать простого женского счастья. В своем темпераментном монологе она вспоминает бесцельно прожитую жизнь, утраченную юность, бесконечные измены мужа, его невнимание, холодность, свой несостоявшийся роман, равнодушие сына, пренебрежение свекрови. Но прожитую жизнь уже не изменишь, переписать заново ее невозможно, выхода нет... «Мы стареем на рассвете, каждый рассвет уносит минимум пять лет жизни», — делится она выстраданной тайной. И потом добавит: «Стареет не кожа, а что-то там внутри — душа!»

О спектакле

Односторонний брак. Людмила Максакова в монопьесе Габриэля Гарсиа Маркеса

В театре «Мастерская Петра Фоменко» вышла премьера малоизвестной в России монопьесы Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине». На спектакле «Как жаль...» побывала АЛЛА ШЕНДЕРОВА.

Поставить пьесу, представляющую собой один нескончаемый женский монолог, Петра Фоменко уговорила Людмила Максакова. С режиссером, давно заслужившим репутацию похитителя актерских сердец, актриса сталкивалась в работе не раз. В 80-е она снималась в его фильме «Поездки на старом автомобиле», а в 90-х, когда еще только создававший собственный театр мэтр ставил спектакли для вахтанговцев, сыграла в его «Без вины виноватых» и «Пиковой даме» лучшие за последние годы роли.

С тех пор на редкость трудолюбивая актриса Людмила Максакова побывала в разных режиссерских руках, но память о счастливых днях репетиций с Петром Фоменко осталась. «Любовную отповедь...» стали репетировать два года назад, когда сам господин Фоменко объявил, что мастера его мастерской уже достаточно созрели для того, чтобы начать сезон проб и ошибок. Впрочем, выбор пьесы в каком-то смысле казался безошибочным: все известные женские монологи поставлены уже сотни раз, а этот увидел свет впервые.

Герои Габриэля Гарсиа Маркеса выясняют отношения накануне серебряной свадьбы. Точнее, их выясняет жена по имени Грасиела, выплескивая в монологе скопившиеся за 25 лет боли и обиды, а муж Сальваторе молча сидит в кресле.

Прелести неравного брака: она из бедной семьи, он — потомственный маркиз, пренебрежение свекрови, равнодушие сына, бесконечные измены мужа и собственный не случившийся роман,- весь этот темпераментный (дело ведь происходит в Колумбии), временами откровенно сварливый монолог, в котором зрителю отводится роль психоаналитика, не слишком близок Петру Фоменко. Поэтому он делает мужа (Максим Литовченко) этаким чеховским тюфяком, вперившим глаза в спасительную газету и называющим супругу «мамочкой». А еще — вплетает в действие суетливого мажордома, напоминающего привидение (Степан Пьянков). Тот выныривает из темноты, подает шляпы и трости и с непередаваемой нежностью стирает пыль с портретов предков.

Темой спектакля становится не конкретная тоска по загубленной в бездарном браке молодости, а самая что ни на есть «фоменская» тема — ностальгия по прекрасному прошлому. Для Петра Фоменко это прошлое — старинный, полузабытый ныне театр, где играли подробно и филигранно, где актрисы носили боа и шляпы с перьями, актеры умели быть импозантными, а сцену окутывал флер таинственности и ароматы духов.

Поначалу вся эта театральность доставляет удовольствие: госпожа Максакова изображает то разочарованную в свете гранд-даму, то ее же в юности — нелепую простолюдинку, шепелявящую от страха перед знатной свекровью (играть так играть — вместо свекрови в кресле-качалке сидит наряженный в шелка игрушечный пудель). Тени предков зорко поглядывают с портретов, муж на миг перевоплощается в обаятельного француза — несбывшуюся любовь героини, звучат старые мелодии.

Однако многостраничный монолог Грасиелы все длится, а госпоже Максаковой, похоже, хочется не только ностальгировать, но и высказаться на женскую тему. Ее игра вдруг становится вполне конкретной и реалистичной. Фразу о том, что «все мужчины — драные индюки», она адресует непосредственно залу. Делает паузы, явно рассчитанные на смех: «Эта твоя, ну, как ее (пауза, характерный звук губами), конечно, была с тобой...»; «Моя мать говорила: у этого юноши два лица. Одно не очень хорошее, а другое (длинная пауза) еще хуже...»

Собственных переживаний актриса под обличительные речи своей героини не подкладывает, скользя от одной задиристой фразочки до другой, поэтому монолог постепенно превращается в набор томительно-однообразных цирковых реприз.

Но вот, наконец текст господина Маркеса произнесен до конца: Грасиела называет мужа сукиным сыном и признается ему в любви. Звучит романс. Герои замолкают и преображаются. И тут вновь вступает в свои права ностальгия. По цилиндрам и шляпам с перьями, по мерцающему свету и трепещущим тюлевым занавесям. По тому театру, которому столько лет служил Петр Фоменко. По театру, секрет которого сегодня, как видно, почти утрачен.

Алла Шендерова. «Коммерсант», 22 ноября 2006 года

Дорогое, многоуважаемое кресло. «Как жаль...» в Мастерской П. Фоменко

Новый спектакль Петра Фоменко «Как жаль...» стал чем-то вроде подарка для превосходной актрисы Людмилы Максаковой. Подарок этот напоминает изящную и прекрасную статуэтку, которую хочется бережно поставить на каминную полку и бескорыстно любоваться. Собственно, это подчеркнуто и форматом спектакля. «Как жаль...» — самая настоящая миниатюра: идет час с небольшим и начинается совсем поздно, в 10 часов вечера.

Для бенефиса Максаковой была избрана монопьеса Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине». Как и предполагает название, в спектакле помимо героини присутствует и то самое кресло, и тот самый мужчина в исполнении Максима Литовченко. А еще кресло-качалка. А еще старый шкаф. А еще масса таинственных предметов, тонущих в полутьме. А еще актер Степан Пьянков, который играет здесь то ли лицо от автора, то ли слугу просцениума. Не опасаясь обидеть актеров, можно сказать, что эти двое мужчин, выслушивающих монологи Максаковой, здесь для мебели. Не обидятся актеры хотя бы потому, что мебель в спектакле Петра Фоменко играет не хуже живых людей. Над их головами — целая портретная галерея, снисходительно взирающая на персонажей. Это предки славного и знатного Сальваторе, который 25 лет тому назад женился на своей Грасиеле. Теперь у них серебряная свадьба, на которую съехалось полсвета, и накануне торжества жена, окунаясь в прошлое, высказывает мужу все свои обиды, накопившиеся за четверть века.

Интересно ли слушать Максакову? Нет, не интересно. Угадать, какой отповедью она угостит мужчину, углубившегося в чтение газет, может даже тот, кто совершенно не знаком с содержанием пьесы Маркеса. Ведь, попросту говоря, Грасиела пилит мужа, как это делают женщины всех веков и народов. Она, как водится, расскажет и про свою маму, которая сразу предостерегла ее от этого замужества. И про многочисленные измены Сальваторе, которые она так долго терпела. И про его необоснованную ревность. И про свое великое самопожертвование. Словом, неинтересно, скучно. Так и тянет уткнуться в газету, не обращая внимания на все эти назойливые жалобы. Если бы не одно. То, как произносит Максакова свою любовную отповедь.

Собственно, она не произносит, а чуть ли не пропевает этот свой длинный монолог, взяв дыхание в начале спектакле и выдохнув в конце. Давно подмечено, что Петр Фоменко строит свои спектакли, как музыкальные произведения. Жанр своей новой постановки он определил как «фарс-мелодрама». От фарса здесь, признаться, не больше, чем в любой семейной жизни вообще. А вот слово «мелодрама» по отношению к этому спектаклю хочется применить в самом старинном его значении. В XVIII веке и позже мелодрамами называли декламацию под музыку. Элегические мелодии, уносящие нас в прошлое, в спектакле Петра Фоменко действительно почти не смолкают, а Максакова порой совершенно органично переходит от декламации к пению, перекладывая на музыку какие-то реплики Маркеса. Иногда сольные «арии» уступают место ее «дуэтам» с мужем. А порой она и вовсе начинает говорить на два голоса. Когда она воскрешает в памяти свой давний диалог со свекровью, кому-то может показаться, что это дуэт Львенка и Черепахи «Я на солнышке лежу». У свекрови, которая обмахивается роскошным страусиным веером, рассудительные басовитые интонации Черепахи, а невестка, подобравшаяся к ней поближе, пискляво шепелявит с наивностью молодого Львенка.

Спектакль Фоменко потребовал немалых усилий от бутафоров. Он весь переполнен красивыми старыми вещицами и всякими безделушками. В хозяйстве такие предметы совершенно бесполезны, и все их предназначение — радовать глаз. Спектакль Петра Фоменко тоже задумывался как совершенно бесполезная для хозяйства вещь. Он весь — в этом вдохе и выдохе, который вынесен в качестве названия на афишу. Как жаль, что жизнь пронеслась, но, черт побери, сколько же в ней было красивого...

Глеб Ситковский. «Газета», 22.11.2006.

Женщина с веером и характером. Петр Фоменко поставил единственную пьесу Габриэля Гарсиа Маркеса

В театре «Мастерская Петра Фоменко» прошла премьера спектакля «Как жаль» по монопьесе Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине». Главную роль сыграла прима Театра имени Вахтангова Людмила Максакова. Актриса и режиссер не раз встречались в совместной работе, но на сцену «Мастерской» Максакова вышла впервые.

В день серебряной свадьбы, на которую съехались тысяча приглашенных гостей со всего мира, жена впервые рассказывает мужу, каким адом была для нее их совместная жизнь, в которой не было главного — любви. Габриэль Гарсиа Маркес так и назвал свою пьесу: «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине», создав еще один вариант «вопля женщин всех времен». На этот раз претензии предъявляет женщина, ставшая благодаря браку сказочно богатой, родовитой и успешной. Но слезы маркиз, по мнению Маркеса, не менее едки, чем слезы брошенных пастушек. Если выбирать в качестве мерила жизни категорию «счастливой любви», все окажутся на равных. И сказочные диадемы XVIII века, и портреты предков, и опахало из страусовых перьев не помогают удержать мужа дома.

Однако для Петра Фоменко, похоже, антураж пьесы Маркеса — портреты, кресла, драгоценности, наряды — были отнюдь не последней приманкой в выборе материала. Режиссер с удовольствием развешивает по стенам «портреты предков». Подвешивает на веревочке веер из белоснежных страусовых перьев, дает героине в руки ларец с сокровищами: тут и диадема, и бриллиантовый браслет, и жемчужное колье (все подозрительно напоминающее товары из «лавки для девочек»). Грасиела — Людмила Максакова шикарно вертит в руках драгоценные ненужные средства обольщения, а потом разочарованно отбрасывает их прочь. В качестве дополнительных «предметов антуража» Фоменко выводит на сцену молодого лохматого мужа (дописав ему ответы на реплики жены в виде кивков и укоризненных восклицаний: «мамочка!», «лапочка!») и распорядителя-мажордома, зачитывающего вслух ремарки пьесы («идет снег») и организующего пространство (изображает тот самый снег, выбрасывая перья из распоротой подушки).

Восприняв пространство пьесы как прекрасную площадку для игры, режиссер выстроил для героини целый арсенал разнообразных игровых орудий. Тут и шкаф, открывающийся с обеих сторон, в который можно уйти, и кукла с львиной головой и закутанным кружевами тельцем, изображающая свекровь. Тут и кресло мужа, обложенное пачками прочитанных им за жизнь газет (почему-то мужчины отгораживаются от женщин или газетой, или футболом). И красная шапочка с двумя косичками, надев которую Грасиела превращается в юную бедную девчонку, впервые попавшую в богатый дом. И много других предметов дамского гардероба, позволяющих женщине «превращать» платье то в «выходной наряд», то в домашнюю одежонку. Фоменко и Максакова знают толк и радость этих превращений.

Думаю, именно игровая стихия маркесовской пьесы и привлекла Людмилу Максакову (вчуже странно, что эта «бенефисная пьеса» до сих пор ускользала от внимания наших актрис). Максакова — одна из самых умных актрис в сегодняшней Москве. Встреча с ней на сцене всегда увлекательна, как увлекательно свидание с остроумным и неожиданным собеседником. Актриса явно умнее героини Маркеса и опытнее ее. Моментами кажется, она любуется и одновременно сожалеет о том, что ее Грасиела еще не избавилась от привычных женских иллюзий, что где-то там бродит Он, и океан любви где-то плещет волнами. Максакова подарила Грасиеле резкость своего юмора, артистизм его высказывания, горечь изжитых иллюзий и обаяние крупного человека.

Вопль женщин всех времен об обманщике-мужчине, не оценившем женскую любовь, лишается в ее исполнении исповедальной непосредственности. Зато подспудная тема пьесы: жалоба на обманувшую жизнь звучит сильно и искренне. «Мы стареем на рассвете, каждый рассвет уносит минимум пять лет жизни», — делится она выстраданной тайной. И потом добавит: «Стареет не кожа, а что-то там внутри — душа!»

Обманувшая жизнь куда страшнее, чем обманщик-муж. А постаревшая душа хуже, чем многолетняя любовница супруга или выросший эгоистом единственный сын. Маркес дает своей героине благодать ухода из дома и надежды, что все еще сбудется. Фоменко и Максакова строят историю в своей «этюдной композиции» так, что окончательно понятно: уйти героине некуда, от себя не уйдешь, от жизни не спрячешься. Заканчивается завод, и героиня уходит куда-то в выморочное пространство, и раздающиеся приветственные клики кажутся данью мужеству.

Ольга Егошина. «Новые известия», 22.11.2006.

Действительно: как жаль!

«Как жаль...» называется премьера в «Мастерской Петра Фоменко», и это не только название, но главное чувство, вынесенное со спектакля.

Как жаль, что мастер русской сцены, олимпиец и корифей Петр Фоменко не смог воспротивиться напору со стороны актрисы Людмилы Максаковой... Как жаль, что Людмила Максакова не сочла возможным пощадить мастера и отказаться от притязаний на бенефис-моноспектакль, где на нее одну был бы направлен свет рампы. Как жаль, что не нашлось никого третьего, кто сказал бы двум первым лицам (и был бы при этом ими услышан): может быть, не стоит?..

Женщина, которая выясняет отношения с жизнью на фоне занятого собой (или своей газетой) мужчины, впервые появлялась в пьесе Кокто «Равнодушный красавец». Перед нами — латиноамериканский парафраз. Героиню, вышедшую замуж по любви, всю жизнь обманывает муж, она об этом знает, страдает, мечтает уйти. Внимание к этому персонажу Маркеса целиком оправдано в том случае, если исполнительница главной роли дает на наших глазах мастер-класс виртуозной игры, создает или характер, или некое «приключение чувства». Как жаль, этого не происходит.

От первого появления, когда Грасиела без сил падает на ковер, до последнего, когда садится на диван рядом с мужем, чтобы напоследок утвердить его в роли своей главной любви, она остается всё той же самой — женщиной явственно недоброй, душевно неизящной, перегруженной натужной многозначительностью, с наигранными и фальшивыми интонациями. Обозначить образ, возникающий в итоге усилий актрисы, помимо ее воли и, надо полагать, намерений режиссера, можно в двух словах: несчастная мегера. И — как жаль! — почти невозможно испытать к ней сочувствие...

Режиссер сделал робкую попытку себя обезопасить, заявив жанр этюдной композиции по мотивам монопьесы Г.Г. Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» как фарс-мелодраму. Но — как жаль! — это ничуть не спасает дела. Остается лишь надеяться: актриса разыграется, и спектакль будет выглядеть иначе...

Марина Токарева. «МН», 24.11.2006.

Все, кроме любви. Петр Фоменко поставил «Любовную отповедь сидящему в кресле мужчине» Габриэля Маркеса

...В прологе спектакля «Как жаль...» смешной всклокоченный домовой в ливрее (Степан Пьянков) шмыгает со свечой во мраке торжественной, но запущенной залы некогда роскошного дома, путается в занавесях, смахивает в потемках пыль со старинных портретов, бормочет себе под нос: «Да это клан... Старинный клан... семейства Харайс де ля Вера... Город на Карибах...» Издали слышны гомон гостей и глумливый мужской голос, произносящий как приговор: «Нет на свете ничего более похожего на ад, чем счастливый брак!» Хорошенькое присловье, особенно если учесть, что входящая в двери семейная пара только что отпраздновала серебряную свадьбу. В ослепительно белом — Он, вальяжный, скучающий Сальваторе (Максим Литовченко), сразу же утыкающийся во вчерашнюю газету. В чем-то черном, летящем — Она, Грасиела (Людмила Максакова), мгновенно сбрасывающая туфли и в изнеможении падающая на ковер: «Все, хватит! К чертям собачьим!» Звучит саксофон. «Маленький цветок», популярный в 70-е годы, здесь как щемящее воспоминание нынешней хозяйки дома, а в прошлом обычной уличной голодранки о чем-то дорогом и безвозвратно ушедшем. О чем? О жизни, так незаметно утекшей сквозь пальцы. О потерянном счастье. «Ибо счастье длится, пока длится любовь». А как раз любви-то в этом холодном доме больше нет.

Узнаваемая история, не правда ли? Только вряд ли она заинтересовала бы Петра Фоменко, не будь в ней, кроме остроумных реплик и жаркой латиноамериканской чувственности, второго, как всегда у Маркеса, глобального плана. Речь-то здесь идет не столько о предательстве супруга, сколько о разрушении Дома в целом, духовных связей, о приходе, наконец, новых времен с иными, чуждыми ценностями. Кончилась женская линия рода, не для кого больше хранить фамильные побрякушки — и они летят в таз. Холодом обдает голос единственного сына в телефонной трубке: в его сознании родители давно уже умерли... Спектакль, начинающийся фирменным фоменковским театральным порханием (чего стоит один только снег... из диванной подушки, сыплющийся на влюбленных в Париже, или забавные «ныряния» героев сквозь платяной шкаф), постепенно обретает драматический подтекст. И становится ясно: никакими «шутками театра» тут не закроешься, кокетливыми мнимостями да изящными экстравагантностями не отделаешься. Требуется и актерская «полная гибель всерьез». В лучших сценах Людмила Максакова достигает пронзительной исповедальности. Спектакль, задуманный в театре еще три года назад, набирает глубину, от раза к разу становясь все более цельным, стильным и пронзительным. Другое дело, что режиссер изменил бы самому себе, если б не скорректировал чуть-чуть его драматическую тональность и не добавил сюда хлесткое, как удар цирковым бичом, словечко «фарс». Фарс — это когда нет ничего запретного и любое театральное хулиганство оправдано актерским куражом. Ну а страсти к лицедейству Максаковой не занимать-стать. Вот и здесь умеет она из своего лица сделать вдруг мертвенную маску. Или обернуться молоденькой и еще счастливой беременной клушей, что босоножкой побежит вперевалку к любимому. Или в лицах разыграть остроумный «ортопедический» скетч на тему встречи с главой рода, застывшей мумией в жемчугах и страусовых перьях. А в финале набрать-таки воздуха в легкие и хрипловатым контральто отчаянно выкрикнуть сокровенное: «Я ухожу... мне опротивела эта жалкая участь, когда есть все... все, кроме любви...

Елена Сизенко. «Итоги», 27.11.2006.

Достойно сожаления. Людмила Максакова прочитала любовную отповедь мужчине на сцене «Мастерской Петра Фоменко»

В конце ноября, кажется, через полгода после первого исполнения, «Мастерская Петра Фоменко» объявила наконец официальную премьеру спектакля «Как жаль...». Слухи о нем как о невероятной удаче и самого Петра Фоменко, и исполнительницы главной роли, актрисы Театра имени Вахтангова Людмилы Максаковой распространялись и будоражили Москву все это время. И вот — свершилось. Правда, если судить по программке, новый спектакль — не совсем спектакль. Следующей после названия строчкой следует определение жанра — фарс-мелодрама, а далее — вовсе запутывающее «нюх» пояснение, касающееся, вероятно, метода работы: «Этюдная композиция по мотивам монопьесы Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине».

Хотя монопьеса в режиссуре Петра Фоменко, даже в форме этюдов, больше склоняется к монодраматической форме, где единственная солистка — народная артистка России Людмила Максакова, мужчина, точнее, муж главной героини по имени Сальваторе присутствует на сцене и, против маркесовского определения, чрезвычайно подвижен (его играет Максим Литовченко). Она — во всем черном, он — в белом.

Вдобавок к ним имеется еще и третий персонаж, слуга Стефано (Степан Пьянков): Фоменко любит, когда на сцене присутствует кто-то «от автора», повествователь или даже, как в «Пиковой даме», Тайная недоброжелательность, глядящий на происходящее чуть со стороны, таким здесь предстает несколько суетливый и одновременно посторонний Стефано.

Накануне серебряной свадьбы и пышных торжеств по такому поводу, куда приглашены многочисленные гости, весь цвет местной знати, кажется, без исключения, Грасиэла-Максакова решается выяснить свои отношения с мужем, от которых к юбилею сохранилась одна только глянцевая обертка.

Максакова верна себе: умная актриса, она эффектно отыгрывает все, что касается фарса. В острой форме, той самой, вахтанговской, в какой, к слову, сыграна была ею Коринкина в незабываемо прекрасном спектакле Фоменко «Без вины виноватые», Максакова, как будто бы яд, выпускает на волю обезоруживающую и беспощадную иронию своей героини. Столько лет она терпела «эту... твою... ее...» — каждую паузу она мысленно заполняет всеми возможными проклятиями и самой жестокой бранью. И зал эти «нецензурные» отточия безошибочно улавливает и мгновенно откликается смехом. Нетрудно представить, что она мысленно сеет в этих паузах, если «каменную жопу» выдает безо всякого сожаления и стеснения.

Это — что касается фарса.

С мелодрамой выходит некоторая заминка. Чтобы сыграть мелодраму, надо хотя бы на мгновение почувствовать себя проигравшей. Или — сыграть это чувство. Когда Грасиэла-Максакова говорит, что ей опротивело благополучное существование, трудно поверить в искренность ее слов.

Надо сказать, беспощадный и жесткий, одновременно и поэтический, и бескомпромиссный ее монолог проигрывает в сочетании с очень осторожной, в чем-то даже осторожничающей игрой актрисы, как будто боящейся что-то задеть или перевернуть резким движением или избыточной эмоцией.

Кстати, касательно мелодрамы, Максаковой удаются сентенции, рассчитанные на быстрое усвоение и, может быть, запоминание. Вроде: «Не кожа старится — что-то непоправимое происходит с душой». Или — на ту же примерно тему: «Человек старится на рассвете». Всю жизнь счастливо убегающая от возраста, Максакова, вероятно, могла бы посвятить свой рассказ исповеди на эту тему — мелодрама как жанр все-таки провоцирует на некоторое пограничное существование между эмоциональным надрывом и искренней исповедью. Но на эту тему актриса не хочет шутить, оставаясь формально вежливой к произносимому тексту. Автор прощает, тем более в данном случае за текст, больше чем Маркес, отвечают режиссер и актриса.

Короче говоря, слухи об успехе, увы, оказались преувеличенными.

Григорий Заславский. «НГ», 3.12.2006.

К чертям собачьим. Прошла премьера спектакля «Как жаль...» Петра Фоменко — сочиненной Маркесом истории о женщине, мужчине и приятных воспоминаниях

Новый спектакль Мастерской Фоменко «Как жаль...», который так долго скрывали от журналистов, в сущности, имеет косвенное отношение к этому театру. Он мог бы идти где угодно и, прежде всего, в вахтанговском театре, поскольку сделан Петром Фоменко для одной из своих самых верных и любимых актрис — Людмилы Максаковой. Спектакль поставлен по небольшой монопьесе Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине», особенных откровений в ней нет, но это хороший материал для актрисы средних лет; и текст этот, где героиня в день серебряной свадьбы припоминает когда-то страстно любимому мужу все обиды, не раз ставили в наших театрах. Пьеса позволяет преображаться то в нищую девчонку, влюбленную в мужа-хиппаря, то в великосветскую маркизу, оскорбленную изменами супруга, дает возможность и развернуть темперамент во всю ширь латиноамериканской души героини, и тихо всплакнуть.

Фоменко страстный маркесовский монолог, обращенный к неподвижному и молчаливому, словно кукла, мужчине, превращает в свой, очень узнаваемый театр.

Он всюду вешает вуали и полупрозрачные занавеси, все порхает, летит и оказывается не таким, как виделось. Вокруг носящейся по сцене Грасиелы кружат два молодых мужчины: один — изрядно «поседевший» фоменковец недавнего призыва Максим Литовченко — весело и почти клоунски изображает мужа Сальваторе и всех прочих мужчин, о которых идет речь, второй — кудрявый слуга и распорядитель (в исполнении Степана Пьянкова) — все время хлопочет, подсказывает слова, будто знает все наперед, и объясняет зрителям, что происходит. «Париж, снег... Ну, дайте снег! Нету? Где моя подушка?», — и вот он уже потрошит свою подушку, сидя на шкафу, и, чтобы создать зимнее настроение, посыпает пухом Гарсиелу, гуляющую с ухажером.

Никто тут не сидит и не молчит — все бормочут, лопочут, читают стихи, скачут, танцуют и забираются на верхотуру.

«Мамочка-лапочка», — откликается на каждое слово жены Сальваторе, в белой рубашке с жабо похожий на Пьеро, а Грасиела, говоря о его совести, парадоксально называет ее «каменной жопой». Ясно, что текст Маркеса изрядно «обмят» под артистов, представление названо «этюдной композицией по мотивам», и в программке даже упомянут литературный работник, занимавшийся «фиксацией сценического текста», который, вероятно, рождался прямо во время репетиций.

Дело тут, разумеется, только в Максаковой. Фоменко дает своей постановке странное жанровое определение «фарс-мелодрама», и это точно соответствует тому, что делает на сцене актриса. Она выходит к зрителям томная, в шляпе и черных очках, и тут же падает на пол, как кукла, она носится по сцене и кривляется, как клоунесса, шепелявит, надевает дурацкую красную шапку с двумя косицами, когда изображает героиню в молодости, а то кривит губы и говорит «что» с твердым питерским «ч», изображая аристократическую свекровь Грасиелы и держа перед собой кусок ткани с гирляндой жемчугов, словно ее бесплотное тело. Максакова катается по полу, кружится в балетной позе на руках у молодого артиста, задирает свои не слишком длинные юбки, чтобы показать, в какой она хорошей форме. Но спектакль получается совсем про другое.

«А жизнь-то прошла к чертям собачьим», — произносит Грасиела в самом начале спектакля, и оказывается, что до самого конца она твердит только об этом.

И когда рассказывает о беспечной юности, и когда раздраженно кивает в сторону портрета опереточной певицы: «Эта, твоя...». И когда, как будто в зеркале, рассматривает свое лицо, разглаживая щеки и повторяя, что человек старится на рассвете и что «не кожа старится, а что-то непоправимое происходит с душой». И когда вспоминает прогулку по снежному Парижу, мужчину, который не был пошляком и не стал ее добиваться, а назавтра прислал огромную корзину цветов с карточкой, где было написано только «как жаль...». Актриса играет совершенно иначе, чем принято тут, у Фоменко, где актеры плетут тонкие психологические кружева. Нет, скорее она резко изображает, «представляет», свою героиню, чем перевоплощается в нее. Но в финале, когда смотришь на Максакову — усталую, со скорбно опущенными углами губ и потекшей тушью, — думаешь: «Как жаль... А жизнь-то прошла к чертям собачьим».

Дина Годер. «Газета.Ru», 21.11.2006.

Главная Обратная связь Ссылки