Главная
Биография
Хронология жизни
Премии и награды
Личная жизнь и семья
Друзья
Произведения
Постановки
Интервью
Интересные факты
Цитаты
Фотографии
Фильмы и передачи
Публикации
Разное
Группа ВКонтакте
Статьи

«Искусственные розы» (Rosas artificiales) (1961)

В предрассветных сумерках Мина нашла наощупь платье без рукавов, которое повесила вечером около кровати, надела его и переворошила весь сундук, разыскивая фальшивые рукава. Не найдя, она стала искать их на гвоздях, вбитых в стены и в двери, стараясь при этом не разбудить слепую бабку, спавшую в той же комнате. Но когда глаза Мины привыкли к темноте, она обнаружила, что бабки на постели нет, и пошла в кухню — спросить ее про рукава.

— Они в ванной, — ответила слепая. — Вчера вечером я их выстирала.

Там они и висели на проволоке, закрепленные двумя деревянными защипками. Рукава еще не высохли. Мина сняла их, вернулась с ними в кухню и расстелила их на краю печки. Возле нее слепая помешивала кофе в котелке, уставившись мертвыми зрачками на кирпичный карниз вдоль стены коридора, который вел в патио; на карнизе стояли в ряд цветочные горшки с целебными травами.

— Не трогай больше мои вещи, — сказала Мина. — Рассчитывать на солнце сейчас не приходится.

— Совсем забыла, ведь сегодня страстная пятница.

Втянув носом воздух и убедившись, что кофе уже готов, слепая сняла котелок с огня.

— Подстели под рукава бумагу, камни грязные, — посоветовала она.

Мина провела по камням пальцем. Они и вправду были грязные, но сажа, покрывавшая их, затвердела и испачкала бы рукава только в том случае, если бы камни ими потерли.

— Если испачкаются, виновата будешь ты, — сказала Мина.

Слепая уже налила себе чашку кофе.

— Ты злишься, — ответила она, волоча в коридор стул. — Грех причащаться, когда злишься.

Она села с чашкой в конце коридора возле роз в патио. Когда в третий раз прозвонили к мессе, Мина сняла рукава с печки. Они были еще влажные, но все равно она их надела. С голыми руками падре Анхель отказался бы ее причащать. Она не умылась, только стерла с лица мокрым полотенцем остатки вчерашних румян, потом зашла в комнату за мантильей и молитвенником и вышла на улицу. Через четверть часа она вернулась.

— Попадешь в церковь, когда уже кончат читать Евангелие, — сказала слепая; она все еще сидела около роз.

— Не могу я туда идти, — направляясь в уборную, сказала Мина. — Рукава сырые, и платье неглаженое.

У нее было ощущение, будто на нее неотступно смотрит всевидящее око.

— Сегодня страстная пятница, а ты не идешь к мессе.

Вернувшись из уборной, Мина налила себе кофе и села около слепой, прислонившись к побеленному косяку. Но пить она не смогла.

— Это ты виновата, — прошептала она с глухим ожесточением чувствуя, что ее душат слезы.

— Да ты плачешь! — воскликнула слепая.

Она поставила лейку, которую держала в руке, у горшков с майораном и вышла в патио, повторяя:

— Ты плачешь! Ты плачешь!

Мина поставила чашку на пол, потом ей кое-как удалось собой овладеть.

— Я плачу от злости. — И, проходя мимо бабки, добавила: — Тебе придется исповедаться, ведь это из-за тебя я не причастилась в страстную пятницу.

Слепая, не двигаясь, ждала, чтобы Мина закрыла за собой дверь спальни; потом пошла в конец коридора, наклонилась, вытянув вперед пальцы, пошарила и наконец нашла непригубленную даже чашку Мины. Выливая кофе в помойное ведро, она сказала:

— Бог свидетель, у меня совесть чистая.

Из спальни вышла мать Мины.

— С кем ты разговариваешь? — спросила она.

— Ни с кем, — ответила слепая. — Я ведь уже говорила тебе, что теряю разум.

Запершись в комнате, Мина расстегнула ворот на платье и вынула три надетых на английскую булавку маленьких ключика. Одним из них она открыла нижний ящик комода и, достав оттуда небольшой деревянный ларец, открыла его другим ключом. Внутри лежала пачка писем на цветной бумаге, стянутая резинкой. Она спрятала их на груди, поставила ларчик на место и снова заперла ящик. Потом она пошла в уборную и бросила письма в яму.

— Ты собиралась к мессе, — сказала ей мать.

— Она не могла пойти, — вмешалась в разговор слепая. — Я забыла, что сегодня страстная пятница, и вчера вечером выстирала рукава.

— Они еще не высохли, — пробормотала Мина.

— Ей пришлось много работать эти дни, — продолжала слепая.

— Мне нужно сдать на пасху сто пятьдесят дюжин роз, — сказала Мина.

Хотя было рано, солнце уже начало припекать. К семи утра большая комната превратилась в мастерскую по изготовлению искусственных роз: появились корзина с лепестками и проволокой, большая коробка гофрированной бумаги, две пары ножниц, моток ниток и пузырек клея. Почти сразу же пришла Тринидад с картонной коробкой под мышкой и спросила, почему Мина не ходила к мессе.

— У меня не было рукавов, — ответила Мина.

— Да тебе бы кто хочешь их одолжил, — сказала Тринидад.

Она пододвинула стул и села около корзины с лепестками.

— Пока сообразила, было уже поздно, — сказала Мина.

Она сделала розу, потом подошла к корзине закрутить ножницами лепестки. Тринидад поставила картонную коробку на пол и тоже принялась за работу.

Мина посмотрела на коробку.

— Купила туфли?

— В ней дохлые мыши, — ответила Тринидад.

Тринидад закручивала лепестки лучше, и Мина стала обертывать куски проволоки зеленой бумагой — делать стебли. Они работали молча, не обращая внимания на солнце, наступавшее на комнату, где по стенам висели идиллические картины и семейные фотографии. Кончив делать стебли, Мина повернула к Тринидад свое лицо, казавшееся каким-то отрешенным. Движения у Тринидад, едва шевелившей кончиками пальцев, были удивительно точные; сидела она сомкнув ноги. Мина посмотрела на ее мужские туфли. Не поднимая головы, Тринидад почувствовала ее взгляд, отодвинула ноги под стул и перестала работать.

— Что такое? — спросила она.

Мина наклонилась к ней совсем близко.

— Он уехал.

Ножницы из рук Тринидад упали к ней на колени.

— Не может быть!

— Да, уехал, — повторила Мина.

Тринидад не мигая на нее уставилась. Между ее сдвинутыми бровями пролегла вертикальная морщина.

— И что теперь?

Голос Мины прозвучал ровно и твердо:

— Теперь? Ничего.

Около десяти Тринидад стала с ней прощаться. Мина к тому времени уже отвела душу и теперь остановила ее, напоминая, что надо бросить мертвых мышей в уборную. Слепая подрезaла розовый куст.

— Ни за что не догадаешься, чтo у меня здесь в коробке, — сказала, проходя мимо нее, Мина.

Она потрясла коробку. Слепая прислушалась.

— Тряхни еще раз.

Мина тряхнула во второй раз, но даже после третьего, когда, слепая слушала, оттянув указательным пальцем мочку уха, она так и не смогла сказать, что в коробке.

— Это мыши, которые за ночь попались в мышеловки в церкви, — сказала Мина.

На обратном пути она прошла мимо слепой молча. Однако слепая двинулась за ней следом. Когда бабка вошла в большую комнату, Мина, сидя у закрытого окна, заканчивала розу.

— Мина, — сказала слепая, — если хочешь быть счастливой, никогда не поверяй свои тайны чужим людям.

Мина на нее посмотрела. Слепая села напротив и хотела тоже начать работать, но Мина ей не позволила.

— Нервничаешь, — заметила слепая.

— По твоей вине.

— Почему ты не пошла к мессе?

— Сама знаешь, почему.

— Будь это вправду из-за рукавов, ты бы и из дому не вышла, — сказала слепая. — Ты пошла, потому что тебя кто-то ждал, и он сказал что-то для тебя неприятное.

Мина, словно смахивая пыль с невидимого стекла, провела руками перед глазами слепой.

— Ты ясновидица, — сказала она.

— Сегодня утром ты была в уборной два раза, — напомнила ей слепая. — А ведь больше одного раза ты не ходишь по утрам никогда.

Мина продолжала работать.

— Можешь ты показать мне, что у тебя в нижнем ящике шкафа? — спросила слепая.

Мина не спеша воткнула розу в оконную раму, достала из-за корсажа три ключика, положила в руку слепой и сама сжала ей пальцы в кулак.

— Посмотри собственными глазами, — сказала она.

Кончиками пальцев слепая ощупала ключи.

— Моим глазам не увидеть того, что лежит на дне выгребной ямы.

Мина подняла голову, и ей вдруг показалось, что слепая чувствует ее взгляд.

— А ты полезай туда, если тебя так интересуют мои вещи.

Однако слепая пропустила колкость мимо ушей.

— Каждый день ты пишешь в постели до зари, — сказала бабка.

— Но ведь ты сама гасишь свет.

— И сразу ты зажигаешь карманный фонарик. А потом, слушая твое дыхание, я могу даже сказать, о чем ты пишешь.

Мина сделала над собой усилие, чтобы не вспылить.

— Хорошо, — сказала она, не поднимая головы, — допустим, что это правда — что здесь такого?

— Ничего, — ответил слепая. — Только то, что из-за этого ты не причастилась в страстную пятницу.

Мина сгребла нитки, ножницы и недоконченные цветы в одну кучу, сложила все в корзину и повернулась к слепой.

— Так ты хочешь, чтобы я сказала тебе, зачем ходила в уборную? — спросила она.

Наступило напряженное молчание, и наконец Мина сказала:

— Какать.

Слепая бросила ей в корзину ключи.

— Могло бы сойти за правду, — пробормотала она, направляясь в кухню. — Да, можно было бы поверить, если бы хоть раз до этого я слышала от тебя вульгарность.

Навстречу бабке, с противоположного конца коридора, шла мать Мины с большой охапкой усеянных колючками веток.

— Что произошло? — спросила она.

— Да просто я потеряла разум, — ответила слепая. — Но, видно, пока я не начну бросаться камнями, в богадельню меня все равно не отправят.


Яндекс.Метрика Главная Обратная связь Ссылки

© 2024 Гарсиа Маркес.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.